Кравченко Н.Н. Осень 1941. В городе нет топлива. Ленинград 1941. 1979. Рельеф. Бисквит. 9х10,6х1,5 см.

К 1 сентября 1941 года на складах Ленинграда имелись запасы каменного угля на 75–80 дней, их использовали в домах с центральным отоплением. Для домов с печным отоплением, как отмечал секретарь Фрунзенского РК ВКП(б) А.Я. Тихонов, сырье не отпускалось, надеялись, вероятно, что многие из них запаслись дровами еще летом. 17 ноября 1941 года запретили подавать в квартиры теплую воду для мытья. Теплоэнергия должна была использоваться лишь для того, чтобы дома не вышли из строя. По нормам ноября температура в жилых помещениях должна была составлять +12 градусов, в учреждениях – +10, на предприятиях – +8 градусов. В силу многих причин эти нормы не соблюдались, и именно дома с центральным отоплением оказались самыми промерзшими во время первой блокадной зимы: навык изготовления печей и работы с ними жильцы приобрели не сразу. Холод особенно остро почувствовали в домах со второй половины ноября 1941 года. Особенно холодно было в домах в январе 1942 года – от -2 градусов до +6-7 градусов. Приходя в гости, обычно не раздевались. Писали, не снимая перчаток. Спали под несколькими одеялами, в пальто, брюках, носках и даже валенках и шапках. Холод переносили трудно еще и потому, что люди были предельно истощены, и иногда даже не очень сильный мороз приводил к обморожению и опуханиям. Отапливать несколько комнат не могли, перебирались в самую теплую из них. Чаще всего ютились на кухне, некоторые даже переселялись туда жить. Для отопления и обогрева использовали печь-времянку (буржуйку). Она быстро нагревала комнаты, но тепло столь же быстро уходило из них, едва печь переставали топить. Зима была лютая, дров не хватало. Оставался единственный выход – ломать дома в городе. Этим и спаслись. Впервые дома начали разбирать в декабре 1941 года. Обычно дрова складывали у парадных, во дворах, подвалах, в сараях. В декабре 1941 – марте 1942 года многие стали хранить их в квартирах, а во время переноски дров даже остерегались надолго оставлять их без присмотра. Для того чтобы добыть дрова шли на все. Не стеснялись и воровать – около многих домов стояли ящики с песком для тушения зажигательных бомб, зимой с наступлением дровяного кризиса деревянные обшивки ящиков стали сдирать на дрова. Чаще всего зимой 1941–1942 года ломали на дрова заборы. Происходило это стихийно, задерживать всех нарушителей не хватало сил. Из дневника Д.Н. Лазарева: «Рушат деревянные дома. В одном Приморском районе предназначено к разборке 400 домов. Когда крыша снята или частично разобрана, на обнажившийся угол дома накидывают громадную петлю из стального троса. Затем ее тянет трактор до тех пор, пока дом не рушится, накрываясь облаком пыли. Каждый рабочий и служащий должен в свое нерабочее время заготовить не менее 4-х кубических метров дров: два для себя и два для своего учреждения или городского хозяйства. Разобранные на топливо дома придают городу более разрушенный вид, чем он имел бы только от бомб и снарядов». Пытались запастись топливом и на развалинах разбомбленных домов, у которых порой приходилось ставить сторожей. Собирали щепки, балки, остатки деревянных строений, делали это иногда и во время обстрела. Из дневника И.Д. Зеленской: «Все улицы замусорены, и немедленно, как муравьи, сбежались охотники за дровами. Копаются не только на улице, но на обрушенную крышу лезут, с опасностью для жизни добывая каждую щепку».